Щенок

Проведем краткий урок созерцания абсолютной темноты в картинках и диалогах, и я начну с того, выскажу свое мнение:

– Какой бы абсолютной не казалась тьма, есть что-то, что еще темнее. Мы это еще не трогали. Прежде всего, надо помнить – мы всё трогаем руками, но рук у нас нет. Мысль способна создавать фигуры и щупальца. И, если бы не регулярные случаи со смертельным исходом, никто бы и не понял – правда это или вымысел. Любой, кто понимает, о чем я говорю, знает, что человек, который трогает тьму, ощущает себя подвешенным. Это замедленная виселица.

– Но кто может прийти из этой вековечной смолы. Дверь во тьму открывается изнутри.

– Кто-нибудь кроме дьявола?

– Но дьявол не приходит. Он занят. Я могу рассказать про Щенка.

–  Рассказывай.

– Щенка я видел во время грозы, хотя – это были и часть грозы. Потом я даже сомневался – играла ли погода струнами (у нее обычно свой инструмент, и название его люди не знают), или же это была сухая гроза – такие вещи бывают, например, в некоторых приморских районах. Было, должно быть, и то, и другое, и третье. Но – молния, что разбила дерево надвое, распотрошив внутренности, вынув опилки – была не молнией, и это имело отражение в средних сферах, что соседствуют со снами. Я тогда уже понял всю аномальность этой древней идеи.

 

Поутру было не совсем ясно. Тут можно было всё это собрать и сделать одну плиту дсп. Однако, я быстро понял, что дело вовсе не в огненной стреле бородатого дедушки, который так иногда любит пошутить.  Еще, я знаю, иногда он теряет вилки и ножи. Он же старый. Тогда вообще не понять, что было – то ли та самая сухая гроза, то ли падение огненного шара.  А суть же – она как раз именно такая. Ножики и вилки иногда попадают в человека, но никакие зависимости тут не выявлены.

Щенок же, спрыгнув откуда-то с верхотуры, разодрал дерева. Он прикидывался молнией, и это его веселило. Люди, конечно же, не видят щенка. Меня же он распознал, прикинувшись черным шаром. Я  подошел к нему, потрогал. Он распрямился – голова больше туловища, зубы – это если зубы щуки увеличить во много раз, создав невероятный игольчатый рот, то будет примерно то же самое. У нас тут же завязался разговор. Я, как человек в статусе, тотчас опросил непрошенного гостя.

–  Зачем ты разодрал дерево? – спросил я.

– Играюсь.

– Ты придерживаешься каким-либо правилам?

– Не знаю. Будет хозяин – он мне даст правила. А не будет – буду дальше веселиться.

– Откуда ты родом?

– У нас там нет имён. И не бывает. И не будет.

– А здесь?

– Пусть мне кто-нибудь даст имя, тогда я буду с именем, и буду отзываться. Пока же можешь крикнуть мне «Э!».

– «Э! кричат обычно собакам породы боксёр,  так это тайное имя этой породы, а известно – любое существо отзывается на тайное имя. Даже если вы окликнете дьявола. Даже если и его и не будет.

– Я про дьявола слышал, –  ответил он, –  мы далеко от него. Мы там – масса. Это я сейчас стал таким, отделился. У вас в магазине видел пластилин. Сбегаю, украду пару пачек.

– Лепить любишь? – спросил я.

– Не. Я тогда тебе покажу суть. Берешь пачек сто пластилина и вместе смешиваешь, и потом еще его нагреваешь и заливаешь, например, в ямку в земле. Вот это – мы. И в земле мы живём, и под землей, yj можем и в небе летать, и где-нибудь в ядре планеты, астероида – чего хочешь.  Если человек встанет на этот пластилин, то его может засосать. А может статься – он нам понравится. Тогда… Я же тоже на кого-то позарился. Отделился, выскочил – смотрю, никого. Может, это ты и был?

– А зачем это тебе?

– Откуда ж я знаю. Дашь мне имя?

– А ты себя кем чувствуешь?

– Ну, я видел собак. И я на них похож. Но большие собаки бывают сильно усталые, и сильно добрые – нехорошо быть такими добрыми. А еще бывают собаки подранные – они злые. А чистого зла в них нет, а вот я – наверное – чистое. Зато щенята понимают. И щенята меня и видят. А взрослые – нет. И у людей так же – дети возрастом до 2 лет все меня видят, уже после трех – никто. И находятся отдельные друзья, которые, как я чувствую, и правда мне друзья, даже товарищи.

– Значит, ты чувствуешь себя как раз щенком?

– Наверное. Больше ж я ни на кого не похож. Ну может я на акулу какую похож, но плавать не хочу, хотя могу, и ныряю я быстро, так как когда я плыву, я прохожу как бы мимо воды – это ведь у воды есть свой временной слой. Если быть правее или левее – ты тоже в воде, но она тебе не мешает, и ты можешь дышать.  Но лучше я буду собакой. Дашь мне имя?

– Шарик?

– Не знаю.

– Тузик?

– Тузик – имя чрезмерно актерское, а я ж не такой – я плоть от плоти путешественник, авантюрист.

– Бельчик?

– Бельчики все белые.

– Давай будешь просто – Щенок.

– Давай.

Прошли мы по улице, двигаясь в том же стиле, что и путник, который обходит субстанцию правее или левее. Именно поэтому такие друзья – а мы тотчас стали друзьями, а также – товарищи, еще можно сказать – амиго, камрады – они делают всё, что им в голову придет, но чаще всего следы этой деятельности никто не замечает. И причина тут проста – две параллельные прямые не пересекаются. Но если идет, например, по одной прямой мужик с ведром краски, а краска  капает – то она может попасть на голову другого мужика, который идёт без краски. Он голову поднимает – а никто нет. Это называется принципом одностороннего проникновения.  Нет, если прямые находятся не выше или ниже, а как– то еще, то ничего такого и не будет.

Но вот, допустим, идёт по одной нитке паровоз. Идёт себе и идёт. А дым, что распространяется вокруг него, по ходу движения трансформируется в некие потусторонние концепты.

Человек класса 1 – он ест, спит. Человек класса 2 – бежит, хватает, Человек класса 3 – он не живет, но предполагает. Человек класса 4 дыма нюхнул – словно покурил. Его колбасит, он пишет стихи, хотя сам не знает – чего это с ним. И всё. Класс, который способен идентифицировать процесс и сказать, что виною всему не время и не тенденции в области поэтического воображения – он к людям не относится.

Даже если встретите человека такого, ну, мало ли. Если встретите – значит, это ложь. Люди таких вещей не знают.

Если кто-то знает – я ж и говорю – он к классам людей не относится, более того – он свои истины рассказывает именно представителям своего множества.

– Знаешь, –  проговорил Щенок, –  хочу наиграться.

– Потом наиграешься, устанешь.

– Тогда пойду назад. В массу. Сольюсь, буду вместе.

– Будем вместе – правильнее.

– Нет, буду вместе. А еще, может, надоест мне – притворюсь человеком. Попробую я понять – вот все эти занятия, все эти дела, знания – это интересно или нет? Ничего понять не могу. Давай бабахнем?

– Кого бабахнем?

– Да не знаю. Просто бабахнем. Чтобы громко было!

И пошли мы.

Но с того времени уже много утекло протонов и нейтронов, может – и прочего вещества. Щенок приходил раз в несколько лет. Потом перестал. Я пробовал его вызывать – в ответ что-то доносилось. Это, конечно же, занятие возможное. Это дело, предположительно, не остановленное, не замороженное, не твердь – он ведь, конечно, из массы, из тверди, но и сейчас, наверное, где– то идет или бежит, или спит. Я думаю, Щенок дорастет до человека. И тогда родится такой человек – сначала будет ребенком малым, потом достигнет расцвета, и будут все удивляться – откуда это в голове столько всего? Ну кто бы всё это дал ему? Родители – как родители. Детский сад, школа, Спту, Вуз, еще чего, хоть академия – это если знания в формате единичном, которые будто бы с неба упали…

Но это я рассуждаю. Я ж не знаю – захочет ли Щенок быть человеком? Может, он на дне морском. Вот зубы у него – нет им равных. Он может запросто прогрызть корпус подводной лодки. Даже и не подумает – хорошо ли, плохо. Да и мотивация же у него своя – мол, смерть – да ну и что, смерть – потом жизнь. Реинкарнация. Раньше выйдешь – раньше снова сядешь.

Я же еще раз попробую – а используют для связи как умственные способности, так и телефоны, что в кабинках, что на берегу, что на реке – а сама река эта на границе жизни и небытия, там неплохо – спокойно. Только затягивает. Туман сладенький. Мысли наркотическое. Таска. Звезды – яркие, и голос их слышен, и всё что есть вот здесь – игра головастиков, посаженных в зеленую эмалированную кастрюлю.